— Мы будем ждать вас на самом севре Калифорнийского Залива! — излишне громко сказал Вадим. Словно корабль уже отплыл, и ему надо было до нас докричаться… Я помедлил — мне очень хотелось пожать ему руку, но Вадим уже первым взбежал на палубу «Большого Секрета», и я — тоже слишком громко — приказал:
— Всё, пошли!
— Подожди, Олег, — попросил Анри, — пусть отчалят…
— Пошли, я говорю, — тоном, не терпящим возражений, повторил я.
Потому что знал: если поступить так, то мы будем стоять на берегу, пока за горизонтом не скроется парус.
Юрий Визбор
Ищи меня сегодня среди морских дорог,
За островами, за большой водою,
За синим перекрёстком двенадцати ветров,
За самой ненаглядною зарёю…
Здесь горы не смыкают снегов седых одежд,
И ветер — лишь неверности порука.
Я здесь построил остров — страну сплошных надежд
С проливами Свиданье и Разлука…
Не присылай мне писем — сама себя пришли,
Не спрашивая тонкого совета.
На нежных побережьях кочующей земли
Который год всё ждут тебя рассветы…
Пока качает полночь усталый материк,
Я солнце собираю на дорогах.
Потом его увозят на флагах корабли,
Сгрузив туман у моего порога.
Туман плывёт над морем, в душе моей дурман,
Всё кажется так просто и не просто.
Держись, моя столица, зелёный океан,
Двенадцать ветров, синий перекрёсток!
Прольётся кровь на камни
И грудь пронзит клинок…
Но мести вскинут знамя
Все те, кто выжить смог!
Вперёд, северяне!
Древняя песня
Ада Якушева
Мой друг рисует горы,
Далёкие, как сон,
Зелёные озёра
Да чёрточки лесов.
А рядом шумный город —
Стеной со всех сторон, —
А друг рисует горы,
Далёкие, как сон.
Мой друг — он друг отвесным
Холодным ледникам,
Он друг отважным песням
Да редким маякам.
Он любит горный ветер,
Раздумья до зари,
Он любит горы эти
Товарищам дарить.
И в ясный день, и в горе
Упрямо верит он,
Что есть на свете горы,
Далёкие, как сон…
Мой друг мне тем и дорог,
Что днём и ночью он
Возводит к небу горы,
Далёкие, как сон…
Сэнди Кларик не успел уйти из своего лагеря.
Давненько я не видел такого. Расслабился. Очевидно, негры напали под утро и сразу прорвались за частокол — иначе не объяснить было того, что возле обугленных, но не разваленных стен из мощных брёвен в два обхвата не было следов боя, зато внутри, среди разрушенных шалашей, они имелись отчётливо.
Во всяком случае, люди Сэнди не сдались просто так.
Пепелища уже остыли. Бой был дня три, а то и четыре назад, над трупами, разбросанными тут и там, уже крепко поработали звери, а то, что уцелело, начало разлагаться. Андрей, успевший порыскать в окрестностях лагеря вместе с Йенсом, Фергюсом и Димкой, сообщил, что негры ушли на юг.
— Земля обетованная, её мать… — уныло сказал Олег, не стесняясь девчонок. — Приплыли.
— Ну, ничего другого мы и не ожидали встретит, — справедливости ради заметил я. Потом добавил после недолгого молчания: — Надо похоронить, что осталось.
Никто особого энтузиазма не проявил, но и спорить не стал…
…Если честно, меня Америка немного разочаровала. Совершенно не понимаю, почему. Кругом был густющий красивый лес, только-только начавший кое-где светиться осенними цветами, а в остальном — зелёный и весёлый. Наверное, я подсознательно ожидал чего-нибудь «иного». А, если подумать — чего? Та Америка, о которой я подумал, создана её людьми. А их здесь — хрен да малина и им не до прокладки дорог через весь континент…
Надо было держать точно на юго-запад, чтобы до настоящих холодов перевалить Аппалачские горы и зазимовать на их западных склонах. Потом — Великие Американские Равнины и Кордильеры… Впереди были месяцы и месяцы пути — и странно, но мысль о них порождала не ожидание тяжестей и бед, а странно-зовущее чувство, похожее на далёкий, еле слышный звук трубы…
«Дорога растворила меня в себе,» — вспомнил я слова, прочитанные в дневнике Лотара (я иногда доставал его и перечитывал местами, или рассматривал рисунки). Да, это, кажется, так… Если представить себе ситуацию: я вернулся домой, всё как-то утряслось — не знаю, как, да и не важно — я ведь не смогу там жить. Спокойно — не смогу. Неинтересно мне будет. Скучно…
«Зато тут сплошное веселье, — не без иронии подумал я, не переставая внимательно вглядываться в лесные заросли, однообразно-красивые, мимо которых мы шли; именно в этом однообразии могла таиться опасность. — Надо у Вадима спросить, как он думает — похоже это на книжки про Зверобоя?… Хотя — у Вадима я ничего не спрошу. Я его вообще долго не увижу. Или не увижу вообще.»
— Пора на ночлег устраиваться, — подошёл ко мне Раде, шагавший в головном дозоре. — Там Мило с Видовым хорошую полянку нашли…
— Ну если уж полянку… — вздохнул я, поворачиваясь к Йенсу. — Фергюс с Димкой не подошли? — они ушли — точнее, свернули — на охоту и пока что не появлялись.
— Подойдут, — со спокойным оптимизмом откликнулся немец…
…Полянка, найденная сербами, в самом деле оказалась что надо. Ручеёк протекал неподалёку, и скоро запылал костёр, в центр которого победоносно водрузили здоровенный, похожий на осьминога, смолистый пень — так, что готовить оказалось возможно лишь с краю, подальше от свистящего пламени. Я умиротворённо наблюдал за всем этим, не принимая в разбивке лагеря никакого участия, поэтому первым «засёк» Фергюса и Димку. Они тащили оленя и вещмешок, набитый чем-то так, что горловина не затягивалась.