Путь домой. Книга вторая - Страница 57

— О, — заметила Линде, — мы думали, что вас покрадали индейцы.

— Украли, — добродушно заметил Димка, одновременно сбрасывая с левого плеча свою часть жерди для переноски оленя, а с правого — вещмешок, из которого раскатились бурые, в комочках приставшей земли, клубни в пол-кулака размером.

— Ёлки-моталки! — завопил Басс. — Картошка!

— Жаль, Лидка не попробует, она мечтала, — заметил я и невольно громко сглотнул, вызывав общий смех — рот наполнился слюной. — Ну что? Пюре не сделаем, так хоть испечём! Ленка, доставай соль!

— «Ленка, доставай соль»! — заворчала Власенкова, раздёргивая горловину вещмешка. — Ленка, доставай сахар, доставай кофе, доставай то да сё… А о зимовке, между прочим, одна Ленка, похоже и думает. Остальные жрут!

— Первую зиму мы тоже поздно готовиться начали — и ничего, перезимовали, — лениво возразил Олег Крыгин, — ладно тебе, Лен…Здесь и зимы должны быть потеплей, чем у нас…

— Может, кто-нибудь поможет мне с оленем? — в пространство спросил Фергюс, свесив между колен окровавленные руки с финкой.

— Не порть шкуру! — всполошилась Танюшка. — Погоди, я сейчас! Вообще подвинься! — она решительно потеснила ирландца. — Давай вон потроши, а я шкурой займусь…

…— Долой, долой туристов,

Бродяг-авантюристов, — напевал Басс, -

Представьте, в магазинах не стало ни шиша!

Не стало ни тушёнки,

Ни пшёнки, ни сгущёнки -

Сожрала всё проклятая

Туристская душа…

— Спроси у них про душу, — поддержала Танюшка, -

Они тебя задушат,

Спусти на них собаку -

Они её сожрут… Эх, как мы с Ленкой Рудь и с Кристинкой пели… — она горько улыбнулась. Йенс, выкатывая из пепла картофелину, как-то удивлённо сказал:

— Я сам раньше к вот этому… ну, как бы народному творчеству… я к нему равнодушно относился. Отец большой любитель у меня… был? есть? — он улыбнулся. — Вот и запало кое-что в память. А сейчас здесь жалею, что мало запомнил. Что-то во всём это… такое, — немец вздохнул снова и начал перебрасывать дымящуюся картофелину с ладони на ладонь.

— А мне, если честно, всегда нравились народные песни, — вдруг сказал Раде. — У нас в сёлах их до сих пор часто поют, — он улыбнулся растерянно и признался: — Только я не умею.

— Давайте есть, ребята, — тихо позвала Ленка. — Всё готово.

* * *

Я проснулся рывком, сразу. Было, судя по звёздам, около двух ночи. Рассыписто рдели угли на месте костра. Обострённым чутьём я ощутил — часовые не спят, все на местах. Было прохладно, но не настолько, чтобы проснуться. В чаще похрустывали ветки, потом истерически зарыдал филин, забился, захохотал, как сумасшедший. В просвете древесной кроны черкнули небо сразу несколько звёзд. Мне вспомнился прошлый август, степь за Каспием и вот такие же звездопады… Как там Кристо? Живут ли они всё ещё в нашей карпатской пещере, или ушли куда-нибудь? Жив ли вообще?

Так. А чего это я всё-таки проснулся? Выспался? Нет, кажется, нет. Не от холода тоже… Не от звуков… Ни от чего.

Плохо дело. Откинув одеяло, я сел, подтянул ворот куртки. Нашарив одним движением дагу, сунул её за стяжку штанов и встал.

— Ты куда? — тихо спросила Танюшка.

— Часовых посмотрю, спи, — так же еле слышно выдохнул я. Танюшка, кстати, и не просыпалась. Это так был, контрольный вопрос.

Я подошёл к углям, постоял возле них, полузакрыв глаза и прислушиваясь. Потом двинулся в сторону часовых.

Яна я не нашёл и на несколько секунд впал в обалдение, но меня стукнуло по голове веточкой и, вскинувшись, я обнаружил, что поляк этаким невозмутимым древесным грибом-наростом устроился на широченной ветви точно надо мной.

— Ну и?… — прошипел я. Поляк ответил:

— Вшистко тыхо естем.

— Можешь не переводить, — отрезал я и свернул в сторону, давая кругаля в те места, где должен был находиться второй часовой.

Бесшумно ступая, я подумал, что там давно пропорол бы себе босую ногу. А тут не то что пропороть — я сучки и ветки словно бы заранее чувствую… Так, а чем это у нас Видов занимается?

Я остановился, чувствуя себя с одной стороны полным идиотом, а с другой — злясь на серба, который вроде бы не новичок, а вот нате… К нему, оказывается, присоединилась Линде, и она сейчас стояла на четвереньках совершенно голая, ну а остальное… мда. Я довольно нахально отметил, что датчанка в таком ракурсе очень красива, тем более, что ей, судя по всему, как раз «подкатило», и она подгоняла Видова слившимся в одно слово «йейейейейейей!» — сиречь просто «давайдавайдавайдавай!»

Вообще-то надо было уйти. Но я рассердился и собирался врезать Видову как следует, а для этого следовало дождаться окончания. У меня была мысль как следует гаркнуть, но вспомнилось, что Джек рассказывал, как однажды в самый патетический момент парочку вот так напугали, и их самым натуральным образом заклинило. И смех и грех — пришлось их отпаивать тёплой водой…

Я уставился на тёмное кружево крон и постарался отключиться. Кажется, получилось — мимо меня проскользнула на ходу застёгивающая куртку Линде с довольнейшей физиономией сытой кошки. На ходу она повернулась, звучно чмокнула воздух и пропала в кустах.

Я появился перед Видовым, когда серб натягивал штаны лениво-замедленными движениями. Он так и застыл — на одной ноге, другая просунута в штанину.

— Добрая ночь, часовой, — нейтральным тоном сказал я. — Звезды-то какие, а?

— Видел? — быстро спросил он.

— Видел, но не подглядывал, — отрезал я. Серб тихо, угрожающе засопел, но я не дал ему начать шуметь. — Слушай, друже и браче. Я ничего против твоих развлечений не имею. Мы с Танькой тоже валяемся под кустами и не делаем из этого особой тайны. Но только не когда я стою часовым. Ты же не новичок, в конце-то концов! Ну что я тебе прописные истины-то растолковываю?! — с досадой сказал я.