Путь домой. Книга вторая - Страница 120

К оглавлению

120

Да. ?rl?gs.

Что-то рвёшь по-живому. Что-то отмирает само… и неизвестно, что хуже.

— Я не рыцарь, — ответил Вадим.

— Да, не рыцарь, — безжалостно отрезал я. — Всего хорошего. Удач на новом месте.

И, отвернувшись, пошёл по берегу прочь.

Вадим не окликнул меня. А я не оглядывался…

…Когда я вернулся к кострам, там по-прежнему было немало людей, но никого из ребят Ника уже не осталось, и я с холодком в груди понял, что они отплыли. Все сидели тихо, кто обнявшись, кто полулежал, кто скрестив ноги — и слушали Игоря, который негромко пел очень знакомое:

— Под небом голубым
Есть город золотой —
С прозрачными воротами
И с яркою звездой.
А в городе том — сад.
Всё травы да цветы…
Гуляют там животные
Невиданной красы…

И я услышал, как моя Танюшка, сидевшая неподалёку с задумчивым лицом, присоединила к голосу Игоря свой:

— Одно — как жёлтый огнегривый лев,
Другое — вол, исполненный очей,
А с ними — золотой орёл небесный,
Чей так светел взор незабываемый…

Гусли-арфа Игоря неожиданно заплакали под его пальцами, и к ним вдруг присоединилась поцарапанная гитара в руках какого-то парнишки, подхватившая мелодию…

— А в небе голубом
Горит одна звезда…
Она — твоя, о ангел мой,
Она — твоя всегда…
Кто любит — тот любим.
Кто светел — тот и свят.
Пускай ведёт звезда тебя
Дорогой в дивный сад…

Тебя там встретят огнегривый лев,
И синий вол, исполненный очей,
А с ними — золотой орёл небесный,
Чей так светел взор незабываемый…

Он приглушил струны. Никто не хлопал, все просто молчали, не глядя друг на друга. Молчали, пока тот же парнишка с гитарой не подобрал новую грустную мелодию и не запел по-английски:

— В полях под снегом и дождём —
Мой верный друг,
мой бедный друг —
Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг,
от зимних вьюг.

А если мука суждена
Тебе судьбой,
тебе судьбой,
Готов я скорбь свою до дна
Делить с тобой,
делить с тобой…
Я знал эти стихи Бёрнса, но по-русски. Они мне всегда нравились…
— Пускай сойду я в мрачный дол,
Где ночь кругом,
где тьма кругом —
Во тьме я солнце бы нашёл
С тобой вдвоём,
с тобой вдвоём.

И если б дали мне в удел
Весь шар земной,
весь шар земной,
С каким бы счастьем я владел
Тобой одной,
тобой одной…

— Почему ты стоишь один в темноте? — я обернулся и увидел Сандру. Она улыбалась, и улыбка была чуть смущённой. Не дожидаясь моего ответа, она быстро сказала: — Я тебе так благодарна… но я тебе плохо отплатила. У вас погибшие… и четверо твоих остаются у нас…

— Каждый волен решать, где ему оставаться и с кем идти, герцогиня, — ответил я спокойно. Сандра на миг запнулась, словно не решаясь что-то сказать, но потом выпалила:

— Оставайтесь все! Чем плохо?!

— Да ничем, — пожал я плечами. — Просто не для нас. Меня лично ждёт Пацифида, а остальные просто идут со мной, потому что этого хотят… — и добавил:

— Теперь всё это странно,

Звучит всё это глупо,

В семидесяти странах

Зарыты наши трупы… и это тоже романтика, Сандра.

И я подошёл ближе к костру, возле которого сидела Танюшка. Она посмотрела на меня снизу вверх и тихо спросила:

— Проветрился?

— Да, Тань. Я сяду? — она хлопнула рядом, и я опустился на расстеленный плащ. — Тань, — я толкнул её локтем, — ты не обиделась?

— Эх ты, — вздохнула она и погладила раненое плечо. — Опять тебя зацепили…

— И ещё руку под локтем, — вздохнул я. — И ещё сердце, Тань. Сразу несколько ударов, и так точно…

— Ты про Джека? Он мне сказал. Жаль, что он ушёл…

— Не только из-за Джека. Про Вадима знаешь? — Танюшка кивнула. — А больше всего, Тань, знаешь — из-за Арниса.

Она помолчала. Потом коснулась губами моего уха и шепнула:

— Если бы ты этого не сказал, мне было бы тяжело с тобой… дальше, — и, пока я переваривал её слова, она добавила: — Но вообще-то, знаешь. Олег… всё справедливо. Каждый сам выбирает, как будет жить. И умирать. Только сам.

— А где Сергей и Ленка? — спросил я, чтобы хоть что-то сказать.

— Они давно ушли, — пожала плечами Танюшка. — Ленка его увела… Хочешь, — Танюшка улыбнулась углом рта, — и мы пойдём?

— Куда? — резко затормозил я.

— Ты меня трахнешь, — пояснила Танюшка. — Именно трахнешь, говорят, это помогает от переживаний… Я потерплю. Помнишь, как ты это сделал тогда, в Англии?

— Тебе что, тогда не понравилось? — осведомился я.

— Понравилось, — призналась Танюшка. — Только вообще-то ты мне не из-за этого нравишься…

— А что, разве бывает, что нравятся только за это? — удивился я. Танюшка удивилась тоже:

— Да, и нередко… А, конечно! Это… — она засмеялась. — В общем, это девчоночьи разговоры. Мальчишки же за глаза обсуждают девчонок? Обсуждают-обсуждают, не отворачивайся… Ну, и мы тоже парней обсуждаем. Многие как раз на это и упирают — какое её парень секс-гигант… Олег, да ты смущаешься?! — она весело удивилась. — Правда смущаешься, вот это да!

— Я не говорю за глаза о девчонках, — сердито отозвался я. — И не думаю, что я секс-гигант.

— Ты такой, как надо. Особенный, — серьёзно ответила она. — Самый лучший… А вот я у тебя, — она вздохнула, то ли в шутку, то ли всерьёз, — средненькая вся…

— Ты — средненькая? — усмехнулся я. — Ну-ну…

— Конечно, средненькая, — упорствовала Татьяна. — У Ингрид грудь красивей, и у Ленки Чередниченко, кстати, тоже… У Клео талия тоньше, а бёдра шире… И у Радицы, и у Лидки ноги длиннее…

120