Путь домой. Книга вторая - Страница 89

…Второй раз у Юджина не прошло — я поймал его в момент хорошего броска (финалом было бы падение на спину «всем прикладом») и швырнул через бедро… ну, сделал так, чтобы он полетел через бедро. Никакого нарушения правил, но хороший эффект…

…Мы решили задержаться на два-три дня в оказавшихся столь гостеприимными скалах. Если бы я вёл дневник или хоть отмечал прошедшие дни, то эти даты обвёл бы красными кружочками или ещё как обозначил. Хорошие были дни. Будь вокруг осень, я бы непременно решил тут зазимовать. Но до осени было ещё почти целое лето! Мы набили мяч, пели, купались, играли в шашки и шахматы, загорали, отсыпались и разговаривали — короче, приятно проводили время.

Матч так и закончился 2–5 в нашу пользу. Не обошлось без мелких травм, но я вышел целым.

— Интересно, — Юджин рассматривал ссадину на левом бедре. — Пыль набилась… А вот интересно, — он несколько раз плеснул водой, — почему ты, Олег, князь?

— Его голосованием выбирали, — пояснил лениво Олег, листавший свой блокнот с зарисовками. — Ещё в самом начале.

— Но вообще-то от тех, кто его выбирал в самом начале, почти никого не осталось, — заметил Фергюс.

— Да ради бога, ребята, — я заложил руки под голову и откинулся на траву. — Кто хочет занять моё место?… — всеобщее молчание было мне ответом, и я пожал плечами: — Значит, буду я и дальше мучиться.

— А ты что, недоволен, морда американская? — уточнил Игорь.

— Да нет, что ты! — махнул рукой Юджин.

— Маль-чиш-ки-и-и-и!!! — заголосила за скалами Ленка Власенкова. — Идите обеда-а-а-а-ать!!!

— Твоя надрывается, — толкнул Олега ногой Димка.

— Заботится, «надрывается». -ответил пинком тот. — Пошли, что ли?

— Выходим когда, завтра?…

— Ты моих штанов не видел?… А, я на них сижу…

— А неплохо мы вас раскатали…

— Сегодня… Олег, слышь, вечером покажи мне тот прыжок…

— Щиколотка болит. Босиком играем, а кто-то так въехал…

— Я второй день точилку найти не могу…

— У меня чего-то мышцы на спине болят…

— А ты попроси Линде, массаж пусть сделает…

— Смотрите, смотрите, Раде у нас чего-то возбудился…

— Это он на тебя, Анри…

— Да пошли вы все…

— Интересно, что на обед?…

Я шёл вместе со всеми, перебрасывался вполне глупыми репликами — и мне было хорошо.

Очень хорошо.

* * *

— Вьюн над водой,
Вьюн над водой,
Вьюн над водой,
завивается.
Жених у ворот,
Жених у ворот,
Жених у ворот,
дожидается…

Танюшкин голос серебристо вплетался в ночь, чем-то похожий на звёздный свет. Все вокруг притихли, даже дыхание затаили, хотя никто, наверное, не взялся бы объяснить, зачем Танюшка начала петь эту старинную свадебную песню…

— Вынесли ему,
Вынесли ему,
Вынесли ему
сундуки,
полны добра…
Это не моё,
Это не моё,
Это не моё —
это батюшки мово…

я ощущал песню, как оцепенение, в котором нельзя не слушать — и не сводил глаз с искр костра, переливающихся в волосах Танюшки, с пламени, танцующего в её глазах…

— Вывели ему,
Вывели ему,
Вывели ему
ворон а
да ой коня…
Это не моё,
Это не моё,
Это не моё —
это шурина мово…

Танюшка жестом, который, кажется, не осознавала сама, запустила пальцы в волосы на висках, чуть запрокинула голову…

— Вывели ему,
Вывели ему,
Ой, вывели ему
свет Настасьюшку!
Это вот — моё,
Это вот — моё,
Это вот моё —
богом сужденное…

Она отпустила волосы, скрестила руки на коленях и, уронив на них голову, ни на кого не смотрела. Я приобнял её и привалил к себе, ощущая, как Таньку трясёт мелкой нервной дрожью. Сергей негромко попросил Игоря:

— Давай, Басс… «То не вечер…»

— Подпойте, — предложил Игорь, тут же начав:

— Ой — то не вечер, то не вечер,
Мне малым-мало спалось,
Мне
Малым-мало спалось,
Ой — да во сне привиделось…

И разные голоса дружно подхватили старую казачью песню…

…— А есаул догадлив был —
Он сумел
сумел сон мой разгадать…
«Пропадёт, — он говорил, —
Да твоя буйна голова…
Эх, пропадёт, — он говорил, —
Да твоя буйна голова…»

— Пропадёт твоя буйна голова, — заметил Йенс явно в мой адрес. Я пожал плечами:

— Когда-нибудь — да.

Я сказал это спокойно. Но внутренне меня вдруг сотрясла нервная дрожь, потому что мысленным взором я увидел свои останки — не труп, нет, труп свой я представлял много раз и никогда особо не боялся, как бы реалистично не выглядела в моём воображении эта картина. Я представил себе череп. В чьей-то руке, как череп Йорика в руке Гамлета. Когда я прочитал эту вещь, мне было тринадцать, и я долго мучился теми же мыслями, что и принц — не страхом смерти, а именно недоумением… Кто-то найдёт мой, мой череп, как я сам много раз находил чужие останки. И ему трудно будет представить, что в этом был мозг, и кость скрывалась под плотью и кожей, и это зеленоглазая девчонка называла красивым… а в пустых глазницах жили зоркие глаза… Меня пугала не мысль, о смерти, а именно вот эта картина, нарисованная воображением. Мой череп, лежащий где-нибудь в лесной траве — год, десять лет… Век.

— Ты чего дрожишь, Олег? — спросила Танюшка. Она сама уже успокоилась. Я поцеловал её в висок:

— Ничего. Всё нормально… Утром выходим! — громко, для всех, сказал я.