— На путь великого подвига, — возразил Зигфрид.
— Почему ты решил идти через эту долину? — довольно резко спросил Арагорн, не обратив внимания на эту реплику и глядя мне прямо в лицо. Вопрос как всегда помог мне самому разобраться в своих желаниях:
— Я хочу приключений, король. Хочу, чтобы о нас пели: «Вот, они прошли долину, где жил Вендихо — и тот отступил перед ними!»
— Это их orlogs, — сказал Зигфрид, — их судьба. Они не могут иначе, и это хорошо.
— А вы знаете, что есть Вендихо? — спросила Святая Жанна. Я заметил, что советники говорят обо всех, но обращаются прямо только к своим подопечным.
— Он что? — Танюшка быстро облизнула губы. — Он не кто?
— Нет, — усмехнулся Садко. — Вендихо — вся эта долина, и у него много лиц. Даже ваши лица есть среди них. А есть и такие, в которые лучше не глядеть вовсе, чтобы сохранить рассудок.
— Они не повернут, к чему уговаривать? — пожала плечами юначка, вновь улыбнувшись Зорке. — Пусть идут. За славой и честью.
— Кто-нибудь проходил эту долину? — тихо спросил Басс, до сих пор молчавший.
— Проходили, — кивнул Садко. — Но это было давно. Очень давно. Когда люди даже ваших лет гнули волей стальные столбы, вышибали ворота городов своим именем и рвали цепи на куски приказом…
— Они шли с запада на восток, — сказала Жанна. — Вы видели оставленный ими камень.
— Ого, — сказал я. — А с тех пор больше никто не пробовал?
— Пробовали, — кивнул Арагорн. — Они погибли.
— Неплохо, — заметил Йенс.
— Всегда можно повернуть, — сказал Арагорн. — Только потом не стоит корить себя за то, что отступил.
— Король, — напрямую спросил я. — ты советуешь мне идти? И вести за собой остальных?
— Ты говорил о приключениях, — напомнил Арагорн. — Хотя я никогда не был сторонником приключений ради приключений.
— Да ему просто хочется делать всё назло, — вдруг сказал Йенс. Я повернулся к нему — немец нахально улыбался, а Зигфрид кивал головой в крылатом шлеме. — Что нельзя, то и можно. Куда не надо, туда и нужно. Где никто не ходит, там и пойдём. Хорошая, между прочим, жизненная философия.
— В целом — это правда, — признался я. — Примерно такой философией я и руководствуюсь.
Арагорн засмеялся — я даже вздрогнул, никогда раньше такого не слышал — и уставился на него изумлённо, потому что это был настоящий весёлый смех.
Михаил Володин
Гори, моя душа.
Пускай огонь сжигает
Мосты ко временам,
Где жил, собой греша.
Пока светла моя звезда, и воздуха хватает,
И разум злом не помрачён, гори, моя душа!
Пока ещё любить
И жить хватает страсти
И драться до конца,
Собой не дорожа,
Пока свободен мой язык и страху не подвластен,
Пока надежда в сердце есть, — гори, моя душа!
Когда же боль и тьма
Тоску поселят в сердце,
И ночь падёт на мир,
Безумием страшна,
Спаси меня от этих бед, пускай ценою смерти…
Да не погаснет твой огонь! Гори, моя душа!
Так дай нам бог понять
На нашей страшной тризне,
Что всё, в чём нет огня,
Не стоит ни гроша.
Нет родины иной, чем жизнь, —
но свет твой выше жизни.
Веди меня на свой огонь! Гори, моя душа!
Андрей
Йенс Олег (я)
Олег Танька и Лена Игорь
Фергюс Лена и Зорка Димка
Видов Ингрид и Линде Мило
Сергей Анри
Ян и Раде
Примерно таким порядком мы и двигались с самого утра, с того момента, как спустились в долину. Я строго-настрого запретил кому-либо отходить в сторону дальше видимости. Прежде чем спуститься, мы довольно долго готовились — чисто морально в основном, но не только. Мы внимательно разглядывали долину, насколько хватало глаз.
Ничего необычного не было видно, если исключить то, что в этих местах — явно благодатных! — нигде не поднималось ни дымка. Вообще не было видно признаков человеческого присутствия.
Я ещё раз спросил всех, не скрывая ничего в плане опасности, нет ли желающих «пойти другим путём». И испытал гордость за то, что ко мне прибились такие кретины…
…Надо сказать — пока что неведомый Вендихо никак себя не проявлял. Было тепло, но дул довольно сильный ветер (с деревьев то тут, то там уже летели листья), а на солнце время от времени набегали раздёрганные клочья облаков. Зверья тут было полно, мы то и дело пересекали хорошо натоптанные тропинки, слышали, а то и видели животных и птиц.
Как писал Гайдар в «Мальчише-Кибальчише»: «И всё бы хорошо, да что-то нехорошо.» я видел, что многим из наших не по себе. И сам понял, что имел в виду Джанни, когда впадал в истерику. Меня давило.
Давило, и всё тут. И это было не ощущение отталкивания, которое я испытывал в некоторых местах, в которых побывал — словно тебя тут не хотят; есть такие места, чужие человеку, чаще всего — морское побережье или горные плато. Нет. Нас тут явно хотели.
Что-то подобное, наверное, испытывает животное, ощущающее присутствие охотника, но не видящее его. За нами наблюдали — жадно и оценивающе. И взгляд был осмысленный, а главное — повсеместный. Ниоткуда — и отовсюду.
Всё-таки этот мир надо за кое-что благословить. Он «заморозил» в нас способности подростков, исчезающие с возрастом — в частности, интуитивное ощущение опасности, молниеносную реакцию, бесстрашие. И одновременно наделил опытом, вещью бесценной. Так вот. Не негры за нами следили. И не люди. И вообще…
Под «и вообще» начались чудеса. Андрей остановился, вскидывая левую руку, а правой молниеносно обнажив свою валлонку. Но он мог бы и не сигналить, потому что трудно было не увидеть то, что предстало нашим глазам.