Путь домой. Книга вторая - Страница 40

…И только победную песню пел
Над Волховым яростный шквал…

…— Ну и ну, — сказал я. — Это что за народное творчество?! Всё же было начисто не так, Тань, ты же сама знаешь! Прекрасная погода, и рассказывал я, кажется, не таким… готическим слогом, и ушли мы, конечно, не в ту же ночь… Игорёк что, спятил, что сочинил такое?… И вообще, — я спохватился, — почему по-немецки-то?!

— Ты ничего не понял, — ласково ответила Танюшка. — Басс не сочинял этой песни. Я их слышала в Германии — помнишь, когда мы недавно гостили на Рейне у Андерса?

— Да-а? — я потёр висок. — Эй, погоди, Тань, а что значит — «слышала»?! Это ещё не всё?!

Вместо ответа Танюшка вновь запела, и я обалдело замер:

— Туман стелился под луной,
Клубясь, перетекал.
Один в лесу, во тьме ночной,
Князь Олег спал.

Его друг Север встал над ним
В каких-то двух шагах:
«Олег, Олег! Скорей проснись
И встреть клинком врага!»

Вскочил Олег и испытал
Лишь радость, не испуг:
Его в ночи остерегал
Давно погибший друг!

Сказал Олег: «Ого! Ты здесь?!
Но чёрт! Как всё понять?!
Мой друг, я видел твою смерть,
Но ты со мной опять!

Как вышло, что из пустоты
Вернулся ты в наш мир?!»
«Постой, Олег! Дрожат листы,
Грядёт кровавый пир!»

Сюда несутся дикари —
По голову твою!
И каждый клялся до зари
Предать тебя копью!

Убийства жаждает толпа —
И в бегстве смысла нет!
От их шагов гудит тропа,
Где ты оставил след!

Едва Олег успел вскочить,
Стряхнув последний сон —
А в масках жутких палачи
Бегут со всех сторон!

Но клич «Россь!» грянул, будто гром!
«Нет, твари — я не ваш!»
И под луною серебром
Сверкнул в руке палаш!

И с каждой вспышкой серебра
Багровый пламень гас
В зрачках не ведавших добра
Дикарских злобных глаз!

А рядом с ним другой боец
Разил в полночной мгле,
И с каждый выпадом мертвец
Пластался на земле!

Добычи неграм не видать —
Поют, звенят клинки…
…И прочь отхлынула орда
И сгинула в ночи.

И вновь утих шумливый лес,
И ночь молчит опять,
И к другу бросился Олег,
Спеша его обнять,

Спеша прижать его к груди:
«Откуда же ты здесь?!.»
И что ж? Он снова был один
Под куполом небес.

— Вот и всё, — обречённо сказал я. — Угодил в историю. Попал в легенду. С ручками… Уже и мои собственные поступки мне не принадлежат…

— Не расстраивайся, — лукаво заметила Танюшка. — Я же не протестовала, когда из меня в песне сделали деву-воительницу-мстящую-за-погибшего-парня? И, между прочим, ты мне в этих песнях нравишься. Такой мужественный… загадочный, решительный, неприступный… А ещё прими к сведению, что песни есть и про Джека, и про Серёжку Земцова. И ещё, наверное, есть — просто я не слышала. А песни Игоря поют в разных местах, даже не зная, кто их автор.

Я фыркнул, потом рассмеялся. Танюшка удивлённо посмотрела на меня, толкнула локтем:

— Ты чего?

— Да вспомнил… — и я процитировал, как стихи, кусочек из той самой песни, про которую упоминала Танюшка. Как раз то место, где Басс «возвышенным штилем» повествовал об очередном подвиге Таньки-амазонки, а сама амазонка то и дело его перебивала весьма прозаически:

— Хватит горя и муки, беспомощных слёз!
Зажился он на свете, подлюга!
И по просьбе страдальцев им ветер принёс
Очистительных молний подругу!
Справедливое солнце горит на клинке,
Разрубающем чёрные узы…
— Мы, порыскав, прижали его на скале,
Возле края. И датого в зюзю!..
— Дева-воин не пятится перед врагом,
Наступает с решимостью храброй…
— Я влепила ему между ног сапогом
И по рылу добавила гардой!..
— Выпад! Выпад! Поёт несравненный булат
О желанной и близкой победе…
— Кто же знал, что он спьяну качнётся назад
И башкою о камни заедет?!.
— Так настала погибель источнику зол!
— Мы девчонку нашли на дорожке:
«Был твой парень, подруга, изрядный козёл!
Там лежат его рожки и ножки…»

… Там лежат его рожки и ножки, — с удовольствием повторил я. — Это ведь правда, Тань?

— Ты об истории с Йонасом? — буркнула моя амазонка. — Правда. А остальное — чушь. Он просто пристал ко мне и правда был пьяный. Я знать не знала, что он такая сволочь и что его вся округа ненавидит! И я его честно предупредила, что следом идут наши. А он руки распускать… Мы даже не фехтовали. Я его отпихнула, а он себе башку о пенёк раскроил. А из меня в Полесье героиню сделали. Национальную… Олег, — безо всякого перехода продолжала она, — знаешь, что поразительно? Ты читаешь стихи. Ты такой вежливый. Ты умеешь интересно рассказывать. Ты весёлый. Ты горой стоишь за друзей. Ты умный. Ты умелый воин. Ты меня любишь и можешь быть таким нежным… А ещё ты пытаешь пленных. И это, кстати, никого не удивляет, Олег.

— Больше того, — спокойно сказал я, — мне нравится пытать пленных. Но всё, что я делал с неграми, померкнет в сравнении с тем, что я сделаю с обитателями Города Света. За всех, кого они убили своими и чужими руками. Таня, ты понимаешь — вот пока мы сидит здесь и дышим воздухом, там по-прежнему мучаются мальчишки и девчонки. И большинству из них не хватит везения… или мужества, чтобы вырваться из ада. Когда я думаю об этом — у меня мозги вскипают, Тань. Я готов идти туда прямо сейчас. Но я не пойду. Отложу на год. На два, может — больше. И когда у меня окончательно поедет крыша — тогда пойду мстить… — я положил ладонь на щёку девчонки. — А знаешь, почему? Потому что никто из ушедших со мной обратно не вернётся. Я и не надеюсь на это. Просто мне не хочется ждать, пока смерть найдёт меня. Я найду её сам и схвачусь с нею, а потом — умру с клинками в руках. Это и будет финал, Танюш.