— Ждать, — усмехнулся я, садясь удобней. — Не знаю, может, лучше пусть и не ждёт… Послушай, Дейна, — я невольно понизил голос, — я убегу. Ну, попробую убежать, как только возможность будет.
Несколько секунд было тихо, только слышно, как она дышит. Потом вздорхнула:
— Если поймают — убьют.
— Наверное, — согласился я. — Ну и что? Ты сама подумай: ну куда нас могут везти? Хуже не будет.
— Да я согласна, — кивнула она. — Возьмёшь меня с собой? Всё равно же кончится тем, что в какое-нибудь рабство продадут… и изнасилуют, что тебя, что меня. А подстилкой жить не хочется.
Меня передёрнуло — ирландка угодила точно в мой страх. И, скрывая его, вновь появившийся, я заторопился:
— Мы, наверное, где-то в Персии. Один мой знакомый как раз из этих мест выбрался… Главное — постараться духом не падать сейчас. И хоть как-то силы поддерживать, а то надо будет бежать, а мы и не разогнёмся… Ну, Дейна? Руку?
— Руку, Алек, — и я почувствовал, как её сильные пальцы сжали мою ладонь.
Алексей Зацепин
В краю, где пурга свистит,
Где ветер и снег,
Вдруг может на полпути
Устать человек.
Начнёт отступать, начнёт
Ругать пургу…
Но друг разведёт
Костёр на снегу.
Кто ночь раздвигал плечом
У скал Ангары —
Тот знает, они почём,
Такие костры!
Утихнет пурга, и жизнь
Придёт в тайгу…
И друга спасёт
Костёр на снегу.
Сейчас за окном цветы,
И в мире тепло…
Но если заметишь ты,
Что мне тяжело,
Что я отступить могу,
Упасть могу —
Ты мне разведи
Костёр на снегу!
Пускай не трещат дрова
В ладонях огня…
Скажи мне, что я права,
Что ты — за меня!
И будет назло беде
Плясать в кругу
Костёр на снегу,
костёр на снегу…
Мы тащились на волах двое суток, останавливаясь на ночь. Круглые сутки в закрытой повозке было жарко. Ночью — абсолютно темно, днём светлело, и через кожу полосками — пошире, поуже — просвечивали щели между досками. Нас аккуратно кормили три раза в день — какой-то кашей из сильно разваренного зерна и мясом. Точнее — птицей, мясо из рук негров я бы не рискнул есть. Раз в день ставили деревянное ведро с водой, тепловатой, но свежей. Самым неудобным был туалет — тридцатисантиметровая дыра в носу повозки, хотя каждый раз тот, кто был «не у дел», уходил в корму и там устраивался спиной ко второму. К тому, что мы оба были нагишом, и я и Дейна по молчаливому уговору относились так, словно не замечаем этого.
Мы много разговаривали, вспоминая в основном свою жизнь в том мире — я свой Кирсанов, а Дейна такой же маленький городок Клонмел на реке Шур. Здешнюю свою жизнь вспоминали реже — она у нас была похожей… да тут любой сказал бы то же самое о своей здешней жизни. А в нашем коротеньком мирном прошлом оказалось много такого, о чём приятно и даже весело было вспоминать.
О будущем своём мы не говорили, если исключить вопрос побега. Отсюда бежать было невозможно — доски, несмотря на грубую работу, оказались подогнаны прочно. Но мы были готовы использовать малейший шанс.
Вечером третьего дня повозка остановилась вновь. И мы невольно застыли, стиснув зубы, когда застучал засов…
…Солнце садилось за плоские гряды лесистых холмов на западе. В километре от нас текла широкая ленивая река, ветерок, тёплый и лёгкий, качал заросли тростника, над которыми кружились густые птичьи стаи, устраивавшиеся на ночлег. Было жарко и сыровато, трава, короткая и жёсткая, у наших ног становилась ближе к реке всё выше и сочнее.
Фургонов, оказывается, было несколько, но такой, крытый, как наша тюрьма — только один. Негров я насчитал не меньше двухсот, и среди них увидел бритых наголо, вислогрудых женщин, а рядом с ними — пузатых, шустрых детей, похожих на чёрных обезьянок. И те, и другие держались от нас подальше, хотя то и дело поглядывали в нашу сторону. Да и воины на нас не обращали особого внимания — несколько, правда, уселись вокруг нас, как часовые, но именно уселись, и я внезапно понял (с удивлением): нас выпустили просто погулять.
У ирландки тоже было удивлённое лицо. Очевидно, и до неё это дошло.
— С чего это они такие добрые? — процедила она.
— Скорей всего — мы уже близко к цели, — так же тихо ответил я. Мы переглянулись тревожно. Дейна пожала плечами:
— Ладно, хоть разомнёмся, — она неожиданно упруго подскочила вверх, вскинув руки над головой, а ноги стремительно разведя на шпагат. Я присвистнул от восхищения, а ирландка, ловко приземлившись, предложила как ни в чём не бывало: — Станцуем?
— А они? — я кивнул в сторону негров, ощущая, как во мне начинает петь какая-то шалая струнка, словно зуд по всему телу идёт. Мне определённо хотелось выкинуть что-нибудь вызывающее.
— Да пусть смотрят! — Дейна гордо-презрительно вскинула свой классический прямой нос с лёгкими веснушками. — Могут даже дрочить, если хотят.
— Давай, — выдохнул я. — Танцор я не очень, но кое-что умею…
— Подстрахуй, — она сделала знак, чтобы я чуть отошёл и упруго перенесла вес на левую ногу, чуть согнув колено. Я невольно подумал, что и сам не отказался бы на неё… гм…подрочить, но отогнал эту мысль — из тех, что появляются из каких-то глубин сознания и заставляют нас стыдиться, даже не будучи высказанными вслух.
— Давай, — шевельнул я левой рукой…
…Дейна действительно умела танцевать. То, что мы делали, походило на смесь гимнастики, акробатического рок-н-ролла и спортивного танца-аэробики. А то, что мы выступали нагишом, только «заводило».