Путь домой. Книга вторая - Страница 20


К оглавлению

20
И не ставят на стол закуски,
И не льют ни вина, ни речей,
А встречают здесь безыскусно,
Словно ранней весной грачей…


Белые облака,
Серые от гусей…
Итака, Итака…
Я — твой Одиссей…
твой
Одиссей…


Слишком долго бродил я где-то,
Где был нужен — хотя не мил…
Там я бросил чужое лето,
Там весну не свою забыл,
Там я спорил о том, что ясно
И не верил словам детей,
Был я грешным, святым и разным
И терялся в сетях путей…


Мне вернуться давно пора бы…
Не найти всё равно руно…
Где мой остров? Там будут рады…
Где мой остров — или окно?…
Буду долго стоять у двери
Под последним чужим дождём…
Я не верю — нет, я не верю,
Что меня там никто не ждёт!


Белые облака,
Серые от гусей…
Итака, Итака…
Я — твой Одиссей…
твой
Одиссей…

* * *

Лотар Брюннер в своём дневнике писал правду. В этом мире Средняя Азия — сплошные степи серебристого ковыля.

Август был жарким, солнечным и с частыми тёплыми дождями, шедшими чаще всего по утрам. А по ночам небо казалось засыпанным крупной солью почти сплошь. И часто-часто летели через эти россыпи длинные нити августовских звездопадов.

Загадывай — не хочу…

Мне ничего не хотелось загадывать. У меня оставалось одно желание. Уже давным-давно — только одно… Временами мне даже не верилось, что оно сбудется, что оно вообще может сбыться… У дороги, похоже, не намечалось конца, она разворачивалась, как серпантин, выпавший из небрежных рук — катится по полу, катится, катится…

Август. Дожди из звёзд. Ещё говорят, что каждая такая звезда — чья-то смерть…

…Не люблю степи. Вообще не люблю больших открытых пространств. Я это давно понял, но оформилось окончательно это только здесь и сейчас. Наверху — небо, под ногами — земля с высокой редкой травой, вокруг — горизонт. Днём над головой — солнце, ночью — звёзды и неспешно изменчивая луна.

Мы с Кристо почти не разговаривали. Топали себе и топали почти всё время босиком, перебросив обувку через плечо. Как ни странно, ручьёв и речушек в степи хватало (может быть, это и в нашей реальности так, не знаю, не был), а дичь, хотя и осторожная, всё-таки от опытных охотников уйти не могла. Но степь дурманила, и мне стоило усилий напоминать себе, что скоро осень, а зимовать в степи я просто не умею. Кристо — тем более. Успеть бы добраться до Арала-Каспия к середине сентября — совсем бы хорошо…

…— Там кто-то есть.

Кристо остановился и, пригнувшись, взялся за рукояти кинжалов, не сводя глаз с плоского пригорка за широким тихим ручьём, почти речкой. Я уже с минуту наблюдал за этим самым пригорком, не вполне уверенный в том, что вижу — движение разогретого за день воздуха или осторожное перемещение людей. Сейчас я практически убедился: два человека следят за нами. И это не негры точно. Но и встреча с белыми может оказаться совсем не безопасной…

— Два человека минимум, — тихо сказал я, обнажая палаш. — Держись сбоку от меня, — а про себя подумал, что стрелы, окажись там луки или арбалеты, я отобью.

— Эй, там! — крикнули по-немецки, и на фоне заходящего солнца, уже не скрываясь, выросли две фигуры. — Не беспокойтесь, мы не собираемся нападать! Кто вы такие?!

— Идём из плена на запад, к своим! — откликнулся я, не торопясь убирать оружие. Тем более, что двое парней, спускавшихся по склону холма, тоже держали его в руках. Ещё несколько шагов — на их лица легла тень, и я изумлённо разжал пальцы, роняя палаш; судорожным движением перехватил его на лету…

Этот мир не меняет внешность людей, и это хорошо, потому что иначе я не узнал бы человека, с которым мы виделись один раз почти пять лет назад и говорили всего несколько часов. Передо мною стоял Йенс Круммер, «комиссар» немецкого конунга Гюнтера. А чуть сзади и сбоку от него совершенно растерянно и глупо улыбался Андрюшка Альхимович.

* * *

— Значит, твои все погибли.

Мы сидели у небольшого жаркого костра — костра низачем, ради живого огня — было достаточно тепло. Йенс кивнул:

— Да. Последние — почти два года назад… — он погладил ладонью свой недлинный меч. — Почти два года назад, — повторил Йенс. — Как раз тогда нас Андрей, — он кивнул на Альхимовича, полулежавшего рядом с травинкой в углу рта, — нашёл.

— Очень вовремя, — усмехнулся Андрей, и я с жадностью почти неприличной повернулся к старому другу. — Но, если уж совсем честно, я никого не искал. Просто шёл и шёл на восток… Разозлился я, Олег, — он положил ладонь мне на колено, сжал. — Извини.

— Да ладно, — я смутился, — сам дров наломал выше крыши… Такая поленница получилась — не разворошишь…

— Остались мы вдвоём, — продолжал между тем Йенс, глядя в огонь своими холодными, умными глазами. — Потом прибились к Игорю Комлеву, и сейчас с ним ходим. Мы тут дозором, а Игорёк, — он указал рукой на северо-восток, — там, километров двадцать, — он внезапно посмотрел на меня и спросил: — Ты что-то хотел сказать, Олег?

— Нет, — поспешно отозвался я.

— В самом деле — зачем предлагать уйти со мной в неизвестность, если у них тут есть налаженный мир, новые друзья… девчонки, может быть… Я всё-таки попытался перехватит взгляд Андрея. Но он смотрел в степную темноту, полную немолчным треском ночных насекомых…

…— Город Света есть… — задумчиво сказал Йенс.

— Да, — подтвердил я, и невольно содрогнулся. Йенс заметил это и спросил негромко:

— Страшно вспоминать?

— Угу, — я кивнул и признался: — Каждую ночь снится, Йенс. В холодном поту просыпаюсь.

20