Путь домой. Книга вторая - Страница 16

Ну — конечно, это мне сперва так показалось, что свой — из парной лопасти торчала дага, и я, сняв перевязь со стены, почти с мистическим чувством различил на яблоке рукояти округлённую свастику! Из чехлов на ремне торчали три метальных ножа. На миг мне почудилось, что я держу в руках каким-то чудом возродившееся и попавшее сюда моё оружие.

Но в следующую секунду я различил, что плетение совсем иное — на рукояти… и раковины, защищавшие её, были не в продольных рёбрах, а в мелких ямках… И всё-таки, обнажив лезвие, я ощутил восторженный толчок: да! Это было оружие. Настоящее. Мне показалось, что оно ждало меня с тех самых пор, как его выпустил из руки прежний хозяин. И я был почти уверен: он умер достойно.

Я рывком затянул пояс и обернулся. Кристо тоже уже был одет и сейчас перетягивал кудри найденной повязкой. На поясе у него висели длинный охотничий нож и простой неширокий меч, к голенищам таких же, как у меня, сапог были притянуты ремешками фехтовальные парные кинжалы.

— Вот, — сказал он, притопнув ногой.

— Орёл, — без насмешки ответил я. — Давай-ка зимнюю одежду посмотрим. Снаряжаться — так по полной программе…

…«Зимку» мы тоже нашли быстро, она лежала на тех же скамейках — на несколько вкусов и размеров. Мы молча упаковывали её в вещмешки, по временам на всякий случай прислушиваясь.

Тихо было в доме. Тихо в городе.

Наконец всё было упаковано. Я посмотрел на Кристо. Он — на меня.

Не знаю, как он, а я понял — мы просто боимся выйти из дома-тюрьмы навстречу неизвестности.

Я лязгнул палашом в ножнах. И этот знакомый звук окончательно стёр последние остатки опаски.

— Пошли, — не сказал — скомандовал я.

Борис Вахнюк

Не вдоль по речке, не по лесам —
Вдали от родных огней —
Ты выбрал эту дорогу сам,
Тебе и идти по ней.
Лежит дорога — твой рай и ад,
Исток твой и твой исход.
И должен ты повернуть назад
Или идти вперёд.

Твоя дорога и коротка,
И жизни длинней она,
Но вот не слишком ли высока
Ошибки любой цена?
И ты уже отказаться рад
От тяжких своих забот.
Но, если ты повернёшь назад,
Кто же пойдёт вперёд?

Хватаешь небо горячим ртом —
Ступени вперёд круты, —
Другие это поймут потом,
И всё же сначала — ты.

Так каждый шаг перемерь стократ
И снова проверь расчёт.
Ведь если ты не придёшь назад,
Кто же пойдёт вперёд?…

* * *

На улице вовсю светила луна. Пыль под ногами казалась алюминиевой, было жарко, то ли с отвычки в коже, то ли на самом деле. И — пусто. В обе стороны тянулись заборы с калитками, один в один похожие на тот, за которым я просидел три месяца.

— Куда пойдём? — спросил Кристо. Я начисто не знал, что ответить, но виду подавать было нельзя. Впрочем, по-моему, грек и не надеялся выбраться, а просто хотел погибнуть свободным.

А я внезапно вспомнил тот периодический «самолётный» звук. И что-то такое забрезжило впереди, словно слабенький огонёк карманного фонарика в чаще леса.

— Кристо, — медленно сказал я, — ты всё-таки был свободней меня… Помнишь такой гул? Ну, как будто…

— Как будто самолёт на полосу выруливает? — быстро спросил Кристо. — Каждые три часа с шести утра до шести вечера? Да, помню, конечно.

— Ты можешь определить, откуда он слышался? — Кристо кивнул. — Пошли туда…

…Город Света был запутанным лабиринтом чистых и безлюдных улиц. Бесшумными они не были — мы часто слышали шум гулянок и музыку из-за заборов, но в целом это было даже странно: вот так гулять в Оплоте Мирового Зла…

Кристо вёл меня довольно уверенно, но часто останавливался, нервно оглядываясь и прищёлкивая пальцами. Я не торопил его, хотя уходило время, и пытался сам в себе разобраться: откуда эта надежда? На что она вообще?

Делать в сложных ситуациях полезней всего то, что первым делом приходит в голову. Это и было единственным оправданием.

— Кто-то впереди, — сказал Кристо, прижимаясь к стене. В руках у него оказались кинжалы. Я выругал себя (задумался, кретин!) и влип в стену рядом с ним.

В самом деле. Такая же залитая луной фигура, как и всё вокруг, двигалась нам навстречу. Странно двигалась — не шла, а брела, жутковато и вяло. Но именно по этой жутковатой вялости я узнал Дурика. Виденного единственный раз — запомненного навечно.

Сведённый с ума мальчишка двигался нам навстречу, временами присаживаясь и, что-то бормоча, начинал пересыпать в ладонях пыль. Кристо подался ко мне, и я, положив ладонь ему на плечо, отодвинул грека в сторону, а сам вышел на середину улицы.

Дурик скользнул по мне равнодушным, внутренним взглядом и остался стоять, словно я был непреодолимым препятствием — чуть покачиваясь и тихонько гудя. Я почувствовал, как на коже по всему телу волоски встают дыбом. От ужаса. Жалости, если честно, я не испытывал, только ужас перед мыслью о том, что это существо было когда-то бойцом — и, видимо, отважным бойцом! — человеком с надеждами, увлечениями, любовью…

— Подожди, — тихо сказал я, правой рукой доставая дагу. Левую руку я положил на лоб Дурику, откинув спутанные волосы и чуть отклонив голову назад. — Сейчас всё кончится.

Не знаю. Лично я был бы благодарен любому, кто вырвал бы меня из такого существования. Не жизни, нет… Не смерть страшна, а унижение…

Дага вошла в солнечное сплетение Дурика до упора.

На миг он согнулся. Тихо кашлянул и поднял на меня неожиданно очистившиеся глаза. Больше не кусочки туманного стекла, а человеческие глаза, в которых были боль и… благодарность.