— Ты бы хоть онанизм декретом разрешил, — тоскливо сказал Игорь. Ясо, сидевший на носу, оглянулся через плечо:
— Лично мне официального разрешения не требуется.
— О-о-о! — протянул Раде с ироничным уважением. — А я вот читал, что у древних греков гомосексуализм был в порядке вещей… Ты как, Ясо?
— Пошёл ты.
— Ясно. Надо бы поосторожней.
— Давайте природой любоваться, — предложил Димка, вытягиваясь на животе.
— Олег, проснись!
— Уди.
— Олег, проснись, я говорю!
— Уди н'х.
— Да Олег же!
— Н'х!!!
Меня беспощадно затрясли, и я, открыв глаза, сел, зло глядя на встревоженное лицо Игоря. Все спали, только Ромка с шестом торчал на корме и смотрел куда-то вперёд с неослабным вниманием.
— Чё надо? — свирепо спросил я. Я в самом деле разозлился — уж больно хорошо спал. Очевидно, организм отпустил тормоза, подсознательно определив плот на реке как очень безопасное место.
— Смотри, — Игорь, повернувшись всем телом, указал — даже скорей ткнул — вперёд.
Я встал на колено и заморгал глазами. Мы подплывали к плоскому каменному зданию, сложенному из больших шероховатых плит, как захоронения в Англии. Было не очень понятно, каковы его настоящие размеры — по стенам вползали всё те же лианы, верх тоже закрывала зелень. Только вход и прилегающие к нему блоки оставались почти свободными.
— Крепость? — вырвалось у меня. — Нет… Игорь, давай, буди всех… Ром, пихайся к берегу, посмотрим, что это такое! — я уже влезал в штаны. На плоту завозились, пытаясь выяснить, что происходит в окружающем мире — разморило, как оказалось, всех.
— Эй, тут мелко! — Ясо соскочил в воду с носа плота — там было до середины его сапог. — И, похоже, тут было причал — вон, видно доски!
В самом деле — чуть в стороне под тёмной водой различались остатки настила. Пока я их рассматривал, кое-кто уже добрался до непонятного здания и заглядывал внутрь.
— Полезай.
— Ага, а ты чего?
— Темно…
— Факел, может, сделать?
— А вдруг там какая тварь?
— А там вон, дальше, там свет…
— Дайте-ка я, — решился Колька и — с автоматом наперевес — полез в проём входа. Поскользнулся и с матерком съехал вниз. — Ой, бля!
— Ты что, ушибся? — спросил Димка.
— Да тут просто грязно, — ответил Колька. — Я пошёл дальше…
— Погоди! — окликнул я. — Иду!
— Ну как же без тебя, — с иронией заметил Йенс, подавая мне руку. — Сползай…
…Очевидно, каменное здание постепенно уходило в болотистый берег. Под ногами шлёпала грязь. Но впереди и в самом деле проникали внутрь рассеянные потоки зеленоватого света из широких окон, заплетённых лианами. Постояв, мы привыкали к темноте, она уже не казалась полной, хотя следом уже сползали, закрывая свет от входа, остальные любопытствующие.
Когда-то тут жили. В грязи лежали остатки «пирамиды» для оружия и снаряжения, а подальше видны были остатки стола и нескольких топчанов. Дерево разбухло и ползло под пальцами, как мыло. На каменных стенах сохранились следы деревянной обивки из планок. А на них, в свою очередь, ещё различались лохмотья, в которых я с удивлением узнал когда-то висевшие на стенах рисунки, плакаты и прочее. Что там было на них изображено — непонятно, однако не вызывало сомнений: когда-то тут жили, и жили постоянно.
— Смотри! — изумлённо сказал Колька, касаясь пальцами стены. Там сохранились остатки более плотной бумаги — старая фотография на толстом картоне: — Это же…
— Чёрт побери, это ваш Сталин! — вырвалось у Йенса. — Честное слово!
Да, с фотографии на нас смотрел мудрым и весёлым взглядом «отец народов» — слегка расплывшийся, но ещё вполне узнаваемый. Пока я переваривал увиденное, Игорь тронул меня за плечо:
— А вот тут посмотри, Олег…
В углу лежали ящики — много, тоже наполовину утонувшие в грязи — а на них доска, очевидно, упавшая со стены, в ней торчали ржавые остатки гвоздей-самоковок. На доске сохранились разводы, когда-то бывшие буквами, но ещё вполне читаемые и сейчас.
— «Полевой… лагерь… — прочитал я, — 2-й Кругосветной Сталинской пионерской… экс… а, экспедиции!.. 1934 год». Ничего себе…
В ящиках, крышки которых распадались в руках, лежали когда-то продукты, но это угадывалось только по запаху гниющей органики. Точнее — пере-перегнившей.
— Вторая Кругосветная Сталинская пионерская… — повторил я. — Ну, давали парни.
— Если они и погибли, то не здесь, — всё ещё озираясь, сказал Йенс. — Но запасов не забрали, значит, что-то случилось…
— Да что случилось, что случилось, — проворчал Олег, — убили. Или негры, или ещё кто…
Он, кажется, собирался и дальше развивать эту тему, но внутрь соскочил Ромка.
— Олег! — крикнул он. — Посмотри, что там! Это… Это что-то!
— Что — «что-то»? — я, подтянувшись в прыжке за каменную притолку, выдернул себя наружу. Ромка заторопился к зарослям чуть подальше, то и дело оглядываясь, его глаза горели. — Ну… блин!!!
— Смотри, вот, он большой! — Ромка рывком сорвал остатки покрывала из лиан, и я увидел остальную часть корабля, от которого до этого видел только корму, на которую и наткнулся Ромка.
Это был драккар. Он лежал с креном на правый борт в заводи, которая высохла и превратилась в болото грязи. Борт драккара был проломлен, палуба осклизла и заплесневела, торчали вёсла. Но всё это я отметил мельком. Мой взгляд приковало носовое украшение.
Любой из наших узнал бы его. Любой, кроме Ромки. Его с нами не было, когда мы последний раз видели этот корабль.